Про жизнь

Жили мы хорошо. В завтрашнем дне были уверены. Спокойны за свое будущее и будущее детей наших. Село, где жили – большое и зажиточное.

Колхоз «Луч Ильича» – богатый и крепкий. Дети нас не огорчали. Росли здоровыми и спокойными. Вот мы и радовались всей семьей, когда чай пили с са-
харом или с халвой из сель-
мага. Остальное свое все было: и хлеб, и масло, мясо, молоко, сметана, и много чего вкусного и сладкого. Жили-то хорошо, крепко.
Июньским вечером, вер-
нувшись с сенокоса, гово-
рит мне муж:

• Луша, ты сусеки и лари освободи завтра, пусть просохнут и провеются. Скоро уж озимые поспеют, хлеба дружные стоят. Трудодней много заработали, засыпем полные закрома, да с бугорком. Хозяина слушаться надо, вот и взялась я за дело на другой день с утра пораньше. Дочка мне помогала, она не только умница была, но и помощница хорошая. Привычную работу сделали быстро. Амбар освободили, старое зерно соседям раздали и скотине полные ясли насыпали. Ждем тятю нашего, Климентия. Одобрит ли он наши труды, суров он был, на похвалу скуп. А его все нет и нет. По времени уж должен дома быть. Наконец скрипнула калитка, входит в избу, картуз снял, а лоб-то нахмуренный. Мы скорей к нему, дети с лаской, я с заботой, а он не замечает всего этого, и про сусеки не спрашивает.
  И о другом говорит: «Война, Лукерья! Такие вот дела. Собирай-ка меня на войну.
  Дело мужицкое – земля да война. Землю оставить придется, хлебушек не поспею собрать».
  Долго ждать не пришлось. Почти всех мужиков из деревни снарядили на войну уже в начале июля. Осталась я одна со всем хозяйством, с пустым амбаром и с тремя детьми, а четвертый в животе. Приближалась первая военная зима. Озимые собрали и отправили на фронт. А яровые и собрать-то не успели как следует, одни бабы да дети остались. Вот и пришлось нам без хлеба зимовать. Скотина совсем отощала, зарезать пришлось. Тяжело одной в военную пору, да с тремя детьми. Но безмерно тяжело стало, когда извещение получила: «Пропал без вести». Они под Москвой стояли, а что там происходило, то одному Богу ведомо. «Пропал без вести» в то время означало плен или предательство. Климентия я знала лучше себя, он на это был не способен. Скорее всего он пропал в мясорубке, которая называется – война. И его просто не записали в погибших. Ну нам и досталось поэтому. Вернее, ничего не досталось: ни пенсии, ни пособия, ни помощи никакой. Одна четверых поднимала. Зиму провели голодные, сидя на печке. Избу протопить было трудно. Нам приносили шерсть по разнарядке, своих-то овечек уж не было, зарезали, и мы из шерсти носки вязали для Красной Армии, но не для Климентия уже. С дочкой носки вязали, а малыш, который народился, умер к весне, от воспаления легких: голодно было, холодно. Босая ходила я в соседнюю деревню за подаянием. Кто подаст картошку, кто корку хлеба, кто жмых, кто очистки от картошки. Приду домой, ноги в кровь. Разделим, что подали, и съедим. Как-то раз дали картофельные очистки, но мы их не съели, а в огороде посадили и поливали. Через три недели всходы появились. Уж как мы радовались!
  Так и тянулись мрачные военные дни. Дочке пришлось школу оставить, зимой ходить было не в чем. Уже в конце войны приехали к нам в село уполномоченные и объявили набор в ФЗУ. Я не хотела отпускать свою помощницу, но мне объяснили, что она там получит одежду, еду и еще стипендию деньгами и сможет семье помогать. Пришлось отпустить мою кровиночку далеко в город. Теперь вот и дочка большая уже, и сыновья, и внуки есть. Спрашивают меня внуки, мол, расскажи, бабушка, про войну, про деда, про подвиги. А что рассказывать, вспоминать не хочется, не то, что рассказывать. Сколько мужиков погибло, сколько пропало, сколько от ран умерло. Была тяжелая жизнь. А подвигов не было.
  В. ФИЛИМОНОВ, с. Дмитриевка.