Правда крепнет в борьбе

«Где? При каких обстоятельствах?», – лихорадочно размышлял Познанский. Продолжая внешне сохранять рассеянный вид, он неторопливо взял со стола фужер с сухим вином и, откинувшись в кресле, стал наблюдать за игрой.
Хорунжий к нему интереса больше не проявлял. Он по-прежнему был в центре внимания компании и своими точными ударами не раз вызывал аплодисменты как у наблюдавших, так и у играющих с ним офицеров. К Познанскому он все время находился в лучшем случае вполоборота, но чаще всего спиной. И Познанский не мог это не отметить. Его возрастающие подозрения подтвердились, когда хорунжий стал бить шар, который практически сам шел в лузу, если ударить его с противоположного конца. Это неординарное игровое решение казачьего офицера даже у его поклонников вызвало недоумение.
– Соловых, какого черта?!, – удивленно вскричал штабс-капитан. – Зачем тебе штаны через голову надевать? Последний шар… Давай кончай, у меня, честное слово, в горле все пересохло! Хорунжий, тщательно выверяя удар, чуть приподнял от стола голову и, повернувшись к своему суетливому партнеру, с веселым вызовом сказал: – Если забью, то ты сегодня так и уйдешь отсюда с сухим горлом! Идет? – А если нет?, – принял вызов штабс-капитан. – Ты, конечно, игрок классный, но всему же есть предел…
– Он с оценивающей усмешкой оглядел с ног до головы хорунжего и под одобрительный гул и смех окружавших их офицеров предложил: – Чтобы увековечить твой неминуемый биллиардный крах, ты отпарываешь свои красные галуны, и мы обиваем ими все углы биллиарда. Как говорится, для назидания другим хвастунам.
Хорунжий промолчал, вдруг обернулся, скользнул взглядом по Познанскому, а затем несколько раз примерившись кием к шару, хлестко ударил. Но прежде чем шар с сухим стуком влетел в лузу, Познанский вспомнил, где он видел хорунжего: эту плотную широкоплечую фигуру, привычку улыбаться в усы, живой блеск глаз из-под черных бровей. У Познанского от удачи даже зазудели и покрылись испариной ладони. С трудом скрывая волнение, он отвернулся к своему столу и полез в карман за сигаретами. Он вспомнил и разбитые двери жандармского управления, командира отряда рабочих, который во дворе разоружал двух солдат из охраны; дело по аресту членов большевистского комитета в 14-м году; антивоенную забастовку на Трубочном, ее организаторов… Познанскому было что вспомнить…
А главное, он вспомнил это редкое отчество «хорунжего» – Автономыч. Несомненно: Иван Автономович… Крайнюков…
***
Познанский неторопливо закурил и заставил себя успокоиться. «Что привело его сюда?, – размышлял он. – Сбор военной информации в расчете на длинные языки? Вполне возможно…».
Полковник с презрением прислушался к пьяным голосам офицеров за зеленой ширмой. Один из них, уронив что-то со стола, с надрывом в голосе, явно выжимая сочувствие со стороны приласканных девиц, громко требовал к себе внимания компании. – Господа, ну что вы в самом деле… Нет. Я сказал: ухожу! Ну, что ты, душечка. У меня сердце у самого, как этот графин, треснуло… Я бы никогда так… Вот пусть Кущин скажет… Кущин, скажи! Молчи, Кущин! Он слышал, как мне подполковник сказал… Заметьте, не Кущину, а мне! Господа, скажите, кто лучше меня почетный караул?! Кого встречаем? А это, душечка, секрет… Фи, разве это персона… Ни за что не отгадаете! Вот он знает… Молчи, Кущин! Экий ты зануда! Поэтому-то не ты, а я буду в карауле в честь его превосходительства атамана Дутова… «Сукин сын!, – зло выругался про себя Познанский. – Ты у меня, говорун, завтра в подвале собственным языком же подавишься!». Полковнику было изза чего выйти из себя.
Приезд в Самару атамана Оренбургского казачьего войска полковника Дутова держался в секрете. Местные власти боялись, и не беспочвенно, не только волнений в рабочей среде города, для которых Дутов олицетворял кровавый разгул контрреволюции в крае, но и возможных вооруженных диверсий со стороны подпольщиков и партизанских красных отрядов.
«И все же, что забыл здесь «хорунжий» Крайнюков?, – вернулся к главному, волновавшему его вопросу Познанский. – Появиться в офицерском клубе с его стороны больше нахальство, но и не меньшая глупость. Он был среди большевиков в городе лицом заметным. Если не ошибаюсь, входил в состав городского Совета. Да и наганом, как мне известно, за полгода Советской власти успел намахаться кругом предостаточно. Так что пригляделся всем. А что, если он не один?», – вдруг испуганно подумал полковник. Познанский, обернувшись лицом в зал, незаметно, но внимательно пробежал глазами всех присутствующих. «Хорунжий» вместе со своими партнерами сидел уже за столом и распивал принесенный расторопным портье портвейн. Из других офицерских компаний внимание Познанского никто не привлек. Наметанный глаз бывшего жандармского полковника сразу бы отметил фальшь и натянутость в поведении. Познанский вернулся к изучению компании Крайнюкова. Из трех офицеров, окружающих «хорунжего», Познанского заинтересовал штабс-капитан. В своем затянувшемся кураже он явно передергивал: или он прятал за ним какое-то глубоко задетое чувство, либо играл несвойственную ему роль. «Впрочем, хватит, – решил для себя полковник. – Брать надо обоих, а там разберемся, кто из них есть кто и что они тут затевали».
Ю. ПАВЛОВ. (Продолжение следует).